г Copyright Saversky, 1996

САВЕРСКИЙ АЛЕКСАНДР

                                                        Моему первому Учителю Любви-Мудрости, моей жене посвящаю! 

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

(Вильсон, Vishnu Purana, кн. 4, гл. 24).

(Агни-Йога, Сердце, 176).

ГЛАВА 1

Он возник перед нами в окружении горного пейзажа, как изваяние, возвышаясь на кривом валуне, одетый в дурацкую рубаху, ниспадающую до пят. В руках посох, взгляд суров и спокоен.

Я бы не стал винить моих спутников за смех - придумать более нелепую картину было сложно. Бог знает, какого возраста китаец - столько не живут! - не отличался высоким ростом даже среди монголоидов, а на фоне вздымающихся вершин Тибета и вовсе был мелковат. Его наряд в полосе вечных снегов казался полной аномалией, не говоря уже о сандалиях на босую ногу. И, наконец, этот суровый, испытующий взгляд, поочередно направленный на каждого из нас, и будто вопрошающий: А че вам тут надо-то?

Даже профессора наши не сдержали улыбок. Генка Пиваков бросил со смехом:

- Похоже, дальше дороги нет. Запретная зона!

- Ага! А вокруг за каждым камнем прячется повстанец с желтой повязкой и базукой в руках, - подхватила Жанна Селезнева, сделав страшные глаза.

Я не очень хорошо изучил историю Китая, поскольку моя специальность - Индия, но про восстание желтых повязок в Китае кое-что слышал, и понимал, что шутка удалась. Но отчего-то мне было не смешно под устремленным на меня взглядом карих глаз маленького китайца.

Я заметил, что рядом с суровостью там пляшут черти или, если вам так больше нравится, огоньки. Мне почудилось, будто смотрит он на меня целую вечность. От его взгляда что-то внутри начало переворачиваться. Я отражался в его глазах, как в зеркале, - все мои дела, мысли, чувства, и от этого стало как-то неуютно, я передернул плечами. Не вижу ничего хорошего, когда тебя раздевают догола на линии вечных снегов.

Но стоило мне поежиться, как зеркало превратилось в мягкий, успокаивающий свет, и только тогда я смог улыбнуться и услышать, как китаец отчетливо произнес по-русски:

- А вот из-за той скалы на вас движется танковая дивизия.

Не успели мои спутники удивиться, растянув рты в глупых улыбках, как произошло такое, что я смог осознать лишь спустя десять лет, после Третьего Посвящения.

Прямо из-за скалы, на которую указал старик (он уже перестал казаться мне столь уж старым), в нашу сторону неслись десятки танков. Рев их моторов заставил нас зажать уши руками. И когда эти железные монстры начали стрелять, мы не стали искать ответ на вопрос, откуда они появились, а шарахнулись врассыпную. Через несколько минут гул прекратился, и на нас упала прежняя тишина. Я осторожно высунул голову из-за камня, за который прыгнул не раздумывая. Никаких танков не было. Вытерев со лба проступивший холодный пот, я выполз из укрытия и встал на ноги.

Старик возвышался на прежнем месте, будто прирос, и глаза его были устремлены куда-то вдаль. Я огляделся, стряхивая с куртки и брюк налипший снег. Там, где промчались танки, остался след от прошедшей лавины и ничего больше. Члены экспедиции также изумленно озирались, силясь понять произошедшее. Но так же, как невозможно было, пользуясь обычной физикой, объяснить появление в этих заоблачных высях тяжелых боевых машин, так же нельзя было объяснить их теперешнее отсутствие.

Алексей Николаевич - профессор филологии и глава нашей экспедиции - опомнился первым:

- Учитель, - обратился он к старику, - прости нам насмешки, мы не хотели обидеть тебя.

- Мне нечего прощать вам. - Жидкая седая бородка едва дернулась от улыбки. - Острый ум лучше острого ножа, но оба хороши в свое время.

Я был наслышан о парадоксальном мышлении восточных мудрецов, но переваривать его вот так, сходу, был не готов. В общем, было неясно, к чему это он. Да еще Иса Каюмов зашептал мне в ухо: Ты заметил? . Я глянул на своего друга с Кавказа и усмехнулся - таких круглых глаз у него еще не бывало.

- Ты о чем?

- Да он же рта не открывает, когда говорит!

И точно. Только сейчас я понял, что необычного было в этом старике: его лицо ничего не выражало и не менялось, лишь ясные глаза выдавали жизнь, словно испуская солнечные лучи.

- Ну и дела-а, - протянул Генка в изумлении, и отважился задать вопрос, мучивший уже всех нас:

- Дедушка, а вы кто?

- Меня зовут Дэн Янг, - с достоинством сказал китаец, возраст которого я затруднялся определить все последующие годы, - пещера, где я живу, - продолжал меж тем он, по-прежнему не открывая рта, - находится в ста шагах отсюда. Если угодно, будьте моими гостями.

Поскольку поиски снежного человека, которыми мы занимались уже второй месяц, требовали любой информации от местных жителей, наш профи , как мы называли Алексея Николаевича, принял приглашение. Впрочем, многие из нас знали, что в этом был и корыстный умысел. Профи очень интересовался буддизмом и даосизмом, и встреча со старцем была для него важнее всяких там людей, особенно снежных .

Пещера Дэна была значительных размеров, имела множество ответвлений и глубинных лазов. Гораздо позже я узнал, что эти лазы ведут к целой системе коммуникаций и транспорта, которым могли пользоваться только Посвященные. Весь Тибет был пронизан специальными туннелями, позволяющими почти мгновенно перемещаться из точки в точку. Ходили слухи, будто есть Ступени Посвящения, после которых допускают к таким же туннелям, опоясывающим всю Землю. Позже я убедился в этом лично.

А в тот вечер я слушал гитару у костра, разложенного в центре пещеры, и ловил обрывки разговора профессора с китайцем, который велся на языке последнего.

- Пустота есть везде и во всем, - говорил старик, разъясняя что-то Алексею Николаевичу, - она есть в речи и в веществе, она есть во мне и внутри вас. Нужно лишь отыскать ее.

- Разве можно отыскать то, чего нет? - добивался ответа профи. - Ведь пустота - это отсутствие чего бы то ни было, а значит, она противоположна веществу и не занимает пространства.

- Эк, хватил, - улыбнулся китаец, - от вещества да сразу к отсутствию чего бы то ни было. А что есть пространство, в котором это самое вещество располагается? - и глаза его лукаво блеснули.

И вот тогда я заметил, что этот вопрос по какой-то неведомой причине обращен именно ко мне. Пришлось быстренько собирать мозги в кучу, но профессор, как и положено по рангу, оказался быстрее:

- Очевидно, это вместилище вещей.

- Но это вместилище из чего-то состоит? - лукавый блеск все усиливался, а профи метался в рамках институтских догматов.

- Нет, наверное, - раздался его неуверенный голос, - иначе там не могли бы размещаться видимые нами предметы.

- Это одна сторона медали, - усилил его сомнения китаец, - но, если ваше вместилище не состоит из чего бы то ни было, то можем ли мы измерить это отсутствие?

- Нет, конечно, - отозвался голос Алексея Николаевича.

- Но это же противоречит всему, что мы видим. Все предметы находятся в пространстве и мы можем измерить расстояние между ними. А это значит.., - китаец сделал паузу, глядя на меня, и я не стерпел:

- ... что пространство заполнено чем-то более мелким, нежели видимые предметы.

- Верно! - подтвердил старик.

- Но как же в одном месте может размещаться два вещества одновременно: вещество пространства и привычное для нас вещество?

- Это уж слишком просто, - немного резко бросил китаец, - рыбы тоже плавают в воде.

Огонек лукавства в его глазах погас, и он, попрощавшись, ушел.

В ту ночь мы долго не спали, пытаясь хоть как-то объяснить появление и исчезновение танков. Пришлось остановиться на массовом гипнозе, но тут же возник другой вопрос: если старик способен подвергнуть гипнозу сразу несколько человек, да еще говорить с нами, не открывая рта, тогда - кто же он? Слабые попытки профи что-то объяснить свелись к десятку рассказов о том, чего еще могут адепты и йоги, но существо вопроса осталось без ответа.

Утром выяснилось, что ни идти вперед, ни вернуться вниз мы не можем, вчерашняя лавина перекрыла все пути, но странным образом миновала небольшое пространство вокруг пещеры.

День прошел в разговорах. Болтали о старике, о йети, еще бог знает о чем, но я старался не вмешиваться. Что-то происходило у меня внутри, будто все вокруг потеряло прежний смысл, запах, цвет, но в то же время я видел и слышал совершенно отчетливо каждую букву в произносимых словах, каждый штрих на карте местности, каждый оттенок на вершинах видимых через проем пещеры гор. И еще: будто что-то звенело вокруг, но не у меня в ушах, как вы подумали, а сам воздух был бесконечно звучащей струной.

В тот день и в три последующих старик не появлялся. Алексей Николаевич, раздосадованный этим обстоятельством, расхаживал по пещере, как рысь, вслух рассуждая на тему пустоты и связанных с ней вопросов. Разговоры между членами экспедиции постоянно возвращались к обсуждению сверхчеловеческих способностей. Профи, стараясь спасти свою психику от шизофрении, периодически подбегал к нам и выдавал очередную историю, вскрикивая:

- А вы знаете, что один Адепт просидел на маленьком камушке семь лет, и у него не было другой точки опоры, кроме этого камушка. Кормили его ученики, вливая в него одну ложку воды с молоком в день, и обтирали его, будто бы он - предмет, извиняюсь, мебели. Так что фокус с танками - это так, развлечение, - резюмировал он и опять убегал.

- Здорово! - откликался Иса, чьи глаза так и не приняли прежнюю форму - столько невиданного и неслыханного произошло за эти дни.

На следующий день мы осмотрели состояние окрестных склонов и решили поутру двигаться дальше, однако ночью произошло событие, перевернувшее всю мою жизнь.

Я уже спал, когда ощутил, что кто-то трясет меня за плечо. Открыв глаза, я увидел Дэна, жестом руки звавшего меня за собой. Думаете, я пошел? Перевернувшись на другой бок, я снова захрапел, если вообще храплю.

Проснулся же я оттого, что оказался сидящим на голом полу, а надо сказать, что спать сидя без привычки - дело мудреное.

Я протер глаза, закрыл их, снова открыл - ничего не изменилось, точнее, как было вокруг темно, так и осталось. Ни звезд, видимых через вход в пещеру, ни привычного костра - ничего. Чтобы никого не разбудить, я тихо встал и пошел. Говорят, что кошки видят в темноте, но я на своей памяти кошкой никогда не был, поэтому ничего конкретного об этом сказать не могу. Зато точно могу сказать, что такой темноты, как в те минуты, я больше не видел никогда, это была абсолютная, совершенная, без примесей темнота.

И еще об одном я могу судить с уверенностью: в темноте лучше ходить с вытянутыми вперед руками и не спеша, то есть, делая шаги сантиметров по пятнадцать, что я тут же и проделал. По моим подсчетам, стена пещеры находилась метрах в пятнадцати от того места, где я спал. Представьте же себе мое удивление, когда шагов через двадцать мои пальцы уже коснулись холодной стены. Перебирая по ней руками, я пошел вдоль нее, надеясь найти выход.

Шел я довольно долго, пока в мою голову не закралось подозрение, что хожу я кругами и никакого выхода из этой пещеры нет. Тогда я заорал. Нужно ли говорить, что кроме моего эха, прилетевшего откуда-то сверху, посоветоваться было не с кем. Этот же единственный собеседник указал мне на достаточно очевидный факт: пещера, в которой я оказался, была совсем не той, где я мирно уснул.

Бросив куртку на пол, я решил убедиться в своей гениальной и довольно-таки гнусной догадке. Сделав круг в тридцать обычных шагов, я снова наткнулся на свою любимую штормовку, из чего сделал два вывода. Один заключался в том, что неким неведомым способом я оказался в столь же неведомой мне пещере для совершенно неведомой цели. А второй вывод был более приятным: вещи, оставленные без присмотра, отсюда не исчезали.

Я побродил вдоль и поперек пещеры, убедившись в том, что никаких дыр не было не только в стенах, но и в полу; попрыгал вдоль стены вверх с тем же результатом; пошарил по карманам в поисках чего-нибудь горящего или светящегося, но ничего не обнаружил. Ситуация патовая.

Вообще, пат - вещь двусторонняя, но это был какой-то особый, созданный специально для меня одного пат. Я уже понимал, кто это сделал - тоже мне головоломка! Но зачем?

- Дэн Янг! - громко сказал я, с трудом сдерживая гнев. - Это плохая шутка, и я прошу ее ко мне не применять.

- Мне нравиться твой слог, Кристофер Лендел, - донеслось откуда-то сверху, - но темнота и тишина - лучшие зеркала в мире для внутреннего человека. Посмотри на себя.

- Очевидно, - ответил я, - все это означает принудительное воздействие на свободную личность с целью какого-то явно ненаучного эксперимента.

Ответа не было. Я обострил эмоциональный заряд в надежде расшевелить чувства моего надзирателя:

- Даже если твоя цель благородна, то путь, который ты избрал, отдает злыми чарами, а я полагал, что ты - Белый Адепт.

Надо мной раздалось что-то вроде фырканья, или мне показалось. Говорил я много и, как я думал, убедительно, но не очень старый китаец этого не оценил. Наконец, я не выдержал и бросил:

- О кей, я ложусь спать, а когда проснусь, мои друзья уже будут рядом.

Ненавижу спать на каменном полу без спального мешка, но пришлось. Я забылся, искренне веря в то, что сказал.

Увы, увы! Проходили дни, а темнота не рассеивалась.

Периодически неведомым мне образом рядом появлялась еда: рисовая похлебка и немного воды. Поначалу я сильно хотел в туалет, но поскольку осуществить это желание было попросту негде (не мог же я превратить свою спальню - она же гостиная, она же столовая - в клоаку), пришлось терпеть. Еды же было столь мало, что вскоре я и вовсе забыл, как собственно в этот самый туалет ходят.

Дня через четыре, отчаявшись дождаться своих товарищей, я начал проклинать наглого китайца и возненавидел его лютой ненавистью. Планы страшной мести рисовала моя фантазия, хотя что-то подсказывало мне, что осуществлять я их не стану. Через пару дней, успокоившись, я впал в состояние полного отупения. Было не понятно, чего китаец от меня добивается. Может, он террорист? Глупость. Похититель? Бред. А что он сказал, когда я попал в пещеру? Что-то о зеркале... А! Темнота и тишина - лучшие зеркала в мире для внутреннего человека .

Вот так все и началось.

Через пару месяцев, проведенных в темнице, снова после сна, я обнаружил себя среди своих товарищей в прежней пещере. Они просыпались, и ни один из них не показал, что меня искали или же что я вообще исчезал. Все было, как обычно. Только Жанна странно посмотрела на меня и промолвила, еще не очухавшись от сна:

- Ты сильно похудел за ночь, и борода как-то невероятно разрослась.

Я дотронулся до подбородка и убедился в правдивости ее слов. Среди членов экспедиции были лишь двое, кто постоянно брился, остальные, включая меня, прилично обросли, но их-то бородам был всего лишь месяц, а моей целых три.

- Это ты думаешь, что прошла только ночь, - сказал я правду, - а на самом деле вы спали два месяца.

Поскольку в эту правду никто не поверил, она сошла за хорошую шутку, и мое изменившееся обличье перестало кого бы то ни было интересовать.

Я посмотрел на часы: семь часов утра того же дня и того же месяца, в который я исчез. Поэтому все, что я посчитал правдой, в совокупности с тем, как выглядели бороды моих спутников мужского пола, выглядело немного иначе: для меня прошло два месяца, а для них только одна ночь.

Меня окатило волной глупости. Не могу сказать, что очень глубоко размышлял об этом, но, когда я все еще делал слабые попытки растормошить свое серое вещество, появился он.

Вторая волна - волна гнева - переполнила все мое существо, и я едва сдержался от того, чтобы не заорать на всю пещеру что-то вроде:

- Гнусный мошенник, завлекающий заблудших овец в свои коварные сети!

Я все еще был недостаточно психически болен, чтобы орать подобные вещи. Объяснять потом товарищам, зачем это я, собственно, кричу на уважаемого всеми старого человека, было бы не то что трудно, а бесполезно.

Или, думаете, был смысл сказать им, что я отсутствовал два месяца, проведя их до сих пор не знаю где? Так или иначе, я сдержался и позволил развиваться событиям самостоятельно, не выпуская китайца из поля зрения ни на миг.

Этот, с позволения сказать, прожженный тип, вел себя как ни в чем не бывало: перекинулся парой фраз с профи, что-то указал ему на карте, а потом стал прощаться с каждым отдельно.

Выглядело это все довольно банально, покуда он не добрался до меня, спросив:

- Как спалось?

Я ждал вопроса и поглупее, поэтому эзоповым языком ответил:

- Спальный мешок мягче каменного пола, - и мило улыбнулся маленькому тирану.

- Мешок хорош тогда, когда он есть, - ответил он, и я заметил, как в его глазах снова разгораются огоньки лукавства, - но разве справедливо, когда жизнь зависит от такой мелочи, как спальный мешок?

- Справедливо, когда просыпаешься там, где ложишься, - буркнул я на его издевательства.

- Жизнь приносит еще и не такие сюрпризы тем, кто не может проснуться там, где уснул.

Я тогда ненавидел проигрывать словесные споры, поскольку был замечательным демагогом, и мог в течение получаса доказать даже профессору два взаимоисключающих утверждения, но китаец явно брал верх. Однако, я нашелся и здесь:

- Поднявший меч от меча и погибнет!

- Если только этот меч не поднят во славу.

Приснились мне эти два месяца или нет, но я давно хотел куда-нибудь в глушь: в тайгу, в горы или еще куда, но подальше от города. Остаться одному, разобрать накопившиеся принципы, установки, полазить мысленно по своему организму, просто отдохнуть - вот чего я хотел, и китаец дал мне такой шанс. Я изменился, вернее, только встал на путь перемен, но я бы солгал, если бы продолжал обвинять Дэна в бессмысленном вероломстве. Поэтому я раскрылся первым:

- Я благодарен вам за отпуск, хотя и не понимаю, как это было сделано, - я помолчал. - У меня только один вопрос: зачем это вам было нужно?

Китаец долго смотрел мне в глаза, и я увидел, что они будто подсвечиваются изнутри, как неоновые лампы. После паузы он сказал:

- Здесь нет короткого ответа, и, если хочешь узнать его, останься и начни. Если судьба будет милостива к тебе, то к концу этой жизни ты узнаешь немного больше, чем сейчас.

- Остаться? - Старик совсем сбил меня с толку.

Я, конечно, знал о существовании учителей и учеников в Индии и Китае, о всяких там школах и течениях восточной мысли. Но у меня были свои взгляды на жизнь, свои планы, и посвящать себя чему-то неизведанному, новому в моем-то возрасте (а мне стукнуло двадцать один), было глупо. Впрочем, где-то в глубине души я к концу первого месяца моего заточения уже понимал смысл поступка китайца. Все мои принципы и взгляды уплыли куда-то вдаль, и я ощутил себя младенцем, способным начать жизнь заново. А был ли смысл начинать заново все то, что уже однажды было со мной? Разве не должен человек познать многое, чтобы иметь право выбирать?

Я посмотрел на своих друзей, укладывавших рюкзаки. Жанна, сидевшая недалеко от нас, ошеломленно переводила глаза с китайца на меня. Поймав мой взгляд, она спросила:

- Крис, о чем речь? Я вообще ничего не понимаю, о чем вы тут болтаете, будто провели вместе энное количество времени. Какие-то мешки, полы, мечи - объясни мне, что все это значит?

Мне, конечно, нужен был совет, но разве могли мне дать его мои товарищи? Через минуту я уже знал, что никогда не прощу себе, если уйду от старика. Найти Учителя - большая удача, потерять его - духовная смерть. Я отвел глаза от Жанны и просто сказал:

- Я остаюсь.

В тот же миг Дэн исчез, а на мой голос, отчетливо прозвучавший под сводами пещеры, поднял головы весь отряд. Битый час мы выясняли отношения. В конце концов, я наговорил в диктофон письмо отцу, а также написал записку, и мы расстались. Недоумение было главным чувством моих спутников, возвращавшихся домой, в Москву. А для меня жизнь в обыденном понимании остановилась на пять лет, и в то же время для того существа, что обозначалось как мое внутреннее я , она только начиналась.

ГЛАВА 2

Два меча держит в своих лапах, покрытых перепонками и медвежьими когтями на пальцах, Страж Порога, Который Закрывает Путь В Небеса.

Туловище Стража заимствовано у крокодила, голова - у голодного волка, а лапы, число коих шесть - у паука, и не уступают они по силе лапам льва.

Слизью и грязью покрыты тело и крокодилий хвост Стража, тяжелый смрад исходит от него, вращающего свои мечи, когда поднимается он на хвосте своем. Не мигая, глядят глаза, и холод парализует того, кто увидел их, холод и страх. Грозный рык и злобное шипение змеи исходят из оскаленной пасти. Длинный язык раздвоенной лентой выбрасывается вперед в поисках парализованной страхом жертвы.

Три глаза имеет Страж, и третий позволяет ему видеть то, чего другие не видят.

Один из мечей, что вращает чудовище, именуется Страх . Множество оттенков имеет он, но все они грязны. По клинку Страха стекает зловонная слизь и, кто прикоснулся к нему, беззащитный, становится частью ее.

Другой меч, Гордыня , цвета грязи. Касаясь им, закрывает Страж глаза и уши тем, кто стремится в Небеса, чтобы не могли они ни видеть Царства Божия, ни слышать его музыки.

У каждого из нас - свой Страж. Не спит Он, грозный и сильный. Третий глаз Его видит больше, чем сам человек. И никогда не обращается Он к звездам: слишком занят земными делами.

Стар Страж и мудр по-своему. Миллионы лет пестовали его люди и боги. Нельзя было без Него прежде. Защищал Он от зверей диких, заставляя сжиматься в комок с приближением опасности, ударами и болью лечил неразумных. Бежал человек от Стража - липкий Он, неприятный - стараясь оградить себя от мира так, чтобы никакая опасность не могла бы угрожать, давая Стражу повод явиться. Так возникла и развилась цивилизация, ограждающая человека от всех опасностей Природы и от Нее самой.

Некогда Тезей объявил войну Стражу. Погрузился смелый в лабиринты сознания своего, лабиринты Миноса. Нить Ариадны, нить Любви-Мудрости, позволившая не терять веры и самообладания, указывала Путь. Что бы смог он без нее? И дороги не отыскал бы к Стражу, дороги к Минотавру. Но привела нить, и дала силу могучую, и победил Тезей монстра своего. Славен был и велик.

Но Страж лишь усилился в этой борьбе. Извлек уроки. Изменялся в этой гонке, сохраняя все лучшее, чем ограждал от Природы человека. Сначала был Страхом смерти и боли. Позднее - Страхом потерять то, что имеешь. Здесь и получил Он меч второй - Гордыню, что защищает достигнутое и приобретенное. Новые одежды одел, сохранив прежнюю суть. И человек стал помогать ему. Создавал империи и философии в защиту Его. Наращивал капиталы и писал книги, управлял отдельными людьми и целыми народами, стараясь подчинить Стражей других людей, думая, что усиливает себя самого, и не зная, что усиливает Стража в себе.

Знал Страж слабые места своих соратников, сообщал об этом хозяину своему - человеку. И уж тот заставлял людей поднимать клинки Страха, вползал в душу лестью, разрушая затем обитель, в которую проник, мечом Гордыни... Гнал Страж человека по ступеням Эволюции, не давая ему опомниться и понять, кто есть кто в этой гонке. И бежал тот, боясь глянуть в глаза преследователю, защищая себя от него и от других Стражей: лекарствами, далекими от Природы городами, поисками ключа к бессмертию. Бежал человек от Стража, спуская Его, как овчарку с цепи, в погоню за собой.

Но вот странность: чем больше бежал человек, тем мощнее, умнее становился Страж, и какие бы защитные сооружения не возводились против Него, Он только крепчал

Марго улыбалась: сбежать можно от грабителя, а как убежишь от Того, Кто является частью тебя? Многие герои признавались, что живы до сих пор лишь потому, что боялись больше других. Она улыбалась... Ее Страж не выносил этой улыбки. В ней было что-то неведомое, а Он ненавидел неведомое. Все мог понять, от чего угодно защитить, но когда появилось это, единственное, что мог Он позволить себе - покалывать хозяйку мечами, но властвовать уже не мог. Бесился Страж в подземельях сознания - что там Минотавр пред ним? но улыбка становилась шире, озаряя его кунсткамеру светом и теплом. Бедняга забивался в темные углы, кидая оттуда в Свет сгустки слизи и комья грязи, пытаясь очернить Его, отвоевать у Него часть Своих владений.

Мысленный взор Марго выхватывал из пространства Жезл Любви-Мудрости, что цвета чистого ночного неба, и Меч Духовной Воли с оранжевой рукоятью Разума и белым клинком Непреклонности. Погружалась она в лабиринты царя Миноса в поисках своего Минотавра, закрепив у входа в лабиринт точку сознания - начало путеводной нити Ариадны.

Шла вперед бесстрашная женщина, сталкивалась с монстром. Жезл испускал всепроницающий свет Любви - убаюкивающий, ласкающий, мудрый. И высыхала слизь на мечах и теле Стража, и отваливалась от Него комьями налипшая за века грязь. Ослеплял Стража Меч Духовной Воли, заставляя отворачиваться от яркого, непреклонного света.

Как ребенка, убаюкивала Марго Стража, и как Бог, наказывала Волей-терпением за коварные удары, отсекая от себя всю накипь лжи, самодовольства, страстей и фанатизма. Проваливался Страж в пустоту ее терпения, не находя точки опоры для своих прежних действий. Испытывал недостаток энергии, хирел на глазах.

Если отвлекала женщина внутренний взор от битвы, наступал ложный покой. Гибкий Страж, изворачиваясь всем телом, пытался восстановить утерянное: забрасывал новой ложью, вовлекал в мир других Стражей, где все кишело гордыней и страхом, привлекал внимание к пустому, иллюзорному. Но стоило заглянуть вглубь, становилось видно, как Страж снова вставал на дыбы, размахивая мечами.

Любил он действовать через подсознание, исподволь, как наемный убийца, но терялся под взглядом женщины. И, как человеку не дано сбежать от Стража, так и Стражу некуда было бежать. Отыскивал Его женский взгляд и, если негде было прятаться, тогда менял Он тактику: начинал скулить, требуя сочувствия. Она знала этот трюк: Только пожалей тебя, придется жалеть и себя, а уж ты тогда отыграешься. Нет, братец, будем биться до конца . Но знала, что не вправе убивать Стража. Тот олицетворял низшие уровни сознания: инстинкты, рефлексы, пищеварение, кровообращение, органы чувств и сами чувства, а также и голую логику. Важно было теперь, когда Страж переставал размахивать мечами и прятаться по углам, поговорить с Ним. Убедить в необходимости трансформации, доказывая, что Силы, которые она, Марго передаст в Его руки, мощнее всего, чем обладает Страж ныне. Они и защитят, и накормят, и оденут. И Силы эти - Любовь-Мудрость ко всему и Воля праведности, терпения и устремленности к Богу. Умолкал Страж, прислушиваясь с недоверием. Не приходилось ему слышать уговоры и разговоры. Все время Он на войне: то прикажут (будто сам не знаю, что делать!), то сопротивляются (нашли кому - ведь Мне миллионы лет!), то натворят глупостей, заставляя спасать, но никогда не было диалога. Теперь слушал.

Начинала Марго заново творить Стража с Любовью и Разумом, строго, но терпеливо. Кроила, чистила, отмывала, кормила умом своим и душой. Он же, строптивый, сначала отвергал все, но, загнанный в угол мощными энергиями, сам начинал светиться изнутри. Преображался, вслушиваясь в музыку Космоса и Гармонии, которой никогда прежде не слышал. Что-то шевелилось в нем неизведанное и в то же время некогда бывшее Им Самим. Проходило время, и вздрагивал от неожиданности Страж, очнувшись от сомнамбулического сна: не было у Него ни грязных мечей, ни прежнего тела. Спохватывался - как же так? Как жить дальше? Но смотрел на себя и видел глаза ясные и мысли чистые. Признавал, что нет оружия сильнее, чем Любовь и терпение-Воля в Их гармоничном синтезе, успокаивался.

Улыбка озаряла лицо женщины, и Страж улыбался в ответ улыбкой Бога. Не-Преступи-Кольцо Марго разрывалось, земная личность женщины сгорала в Космическом Огне, пропуская Его внутрь земной формы.

Господи! Отец на Небесах! Спасибо тебе за помощь и Любовь Твою! Плачу тебе тем же, Великий! . Улыбкой отвечал Бог, улыбкой отвечала женщина на Земле, улыбался умиротворенный Страж Порога, Который Открывает Путь В Небеса.

В черной меховой плащ-накидке, небрежно наброшенной на плечи хозяина и открывающей лишь узкое его лицо с чертами хищника, к высокому утесу, громоздящемуся над темной бездной Северного моря вблизи мыса Ханстхольм, что в Дании, твердым неторопливым шагом размышляющего человека направлялся Глава Черной Ложи Земли Гарольд О'Дри.

Сумрак северного неба, рваными клочьями нависавший над черным человеком так низко, что рукой достать, покрывал все вокруг полутьмой, в которой глаза черного мага сверкали как молнии. Позади путника возвышалась громада средневекового замка, столь же серого и мрачного, как и весь ландшафт.

Властелин материального мира любил скупость природы северных широт, но больше всего ему нравилось, что здесь почти не бывает Солнца, а, значит, и его звенящих энергий.

Гарольд сделал последний шаг и замер как изваяние на вершине излюбленного утеса. Теперь он стоял, упиваясь грозным ревом моря, пенившегося под ногами. Его переполнял вой и давление ветра, заряжало сумрачное небо над головой.

- Си-ила! Мо-ощь! Вла-асть! - чудовищно громким басом, который, казалось, услышат на другом краю Земли, выплеснул маг захлестнувшую его энергию. В небе что-то пророкотало, словно отвечая черному человеку внизу.

- Жители четырех эфиров! Заклинаю вас именем Люцифера явиться предо мной! - Он распростер руки над бездной, устремив свой взгляд сквозь туман и полумрак, как коршун, высматривающий добычу.

Через несколько мгновений его третий глаз показал стаю первых привидений и элементалов, явившихся на заклятье. Они все прибывали, и теперь уже пространство перед Магом был еще более затуманено целым сонмом колеблющих воздух полупрозрачных тел. Прошло несколько минут, прежде чем Гарольд счел количество явившихся на зов достаточным для начала своей речи. К слову сказать, собрание это насчитывало сотни тысяч довольно противных тварей. Еще раз окинув их взглядом, черный маг пророкотал:

- Вы, носители астральных оболочек и эфемерных тел, невидимых человеческим глазом, готовы ли слушать меня и исполнять приказы?

В воздухе пронесся полувздох-полустон, послуживший, очевидно, ответом на заданный вопрос.

- Тогда внимайте изреченному, тонкие люди Земли, и пусть каждое слово, сказанное здесь, будет донесено до ваших собратьев и исполнено всеми вами, иначе вас ждет неминуемая гибель. - Голос черного человека был настолько мощен, что его не только слышали задние ряды, но передние были вынуждены податься назад под психическим напором, несущим власть и силу.

- Армагеддон - наша битва с космическими энергиями - вступает в решающую фазу. Глупое человечество, служившее в течение этой эпохи нашим желаниям верой и правдой, стремится ныне мыслями и делами своими прочь от Земли. За космическими кораблями мысли людей уносятся от земных забот и проблем. Они фантазируют и мечтают о неведомых никому мирах, в которых, как они думают, есть рай Господень. - При последних словах из полупризрачной толпы раздался вой - здесь не любили упоминаний о Высших силах. Зная, что свободное обращение с Именем Господа лишь подчеркивает его силу в глазах приспешников, Гарольд О'Дри, как бы не обратив внимания на вой, продолжал:

- Наша атмосфера, служившая надежной защитой от влияния космических сил, сегодня продырявлена, как крыша старого дома. Хотя люди справедливо считают, что через эти дыры вытекает в космос озон, но они не знают того, что эти дыры приближают к ним Новый Век, в котором нас не будет, ибо мы будем сожжены Огнем Вселенной. Именно через эти дыры хлынет он на Землю, уничтожая все, что не способно выдержать его мощи, а мы с вами не способны на это, ибо энергии наши предназначены не ему, а Земле, - Гарольд сделал паузу, чтобы речь упала на самое дно сознаний его слушателей.

- Я не стану перечислять все аспекты осложнившейся для нас ситуации. Вот лишь отдельные штрихи: горят нефть и газ, увеличивая энтропию Земли, войны имеют локальный характер, землетрясения и катастрофы, которые мы устраиваем, оставляют равнодушными большую часть населения Земли. Даже ядерная реакция, формулу которой я подарил миру, имела временные утешительные последствия, но и только. Поэтому сегодня я говорю вам - разрушайте все, на что упал ваш взгляд. Пусть ураганы и наводнения сметают города. Пусть люди займутся восстановлением потерянного, а не размышлениями о Космосе. Только злость, только страдания, только тяжелая жизнь без крова, без надежды на завтра. Но по-ве-ле-ваю! - сборище вздрогнуло от этого грома, - Землю не разрушать. Мне нужны только локальные катаклизмы, но во множестве. Это последняя надежда на свершение наших планов на Земле. Да будет так. Я сказал!

Через несколько секунд Повелитель духов остался один. Настроение его теперь изменилось. Он мысленно перенесся в зал своего замка, где должны были собраться его коллеги по делам уже непосредственно человечества - руководители Черной Ложи Земли. Обдумывая детали предстоящей встречи, Гарольд не замечал, как его ноги ступали по длинной лестнице, ведущей к воротам внутреннего двора замка. Общаться с духами было проще, чем с людьми, нрав которых был гораздо более сложен и многогранен, нежели бессознательность призраков. Подготовка к беседе требовала соответствующего эмоционального настроя.

Он пришел вовремя. Гости, числом двенадцать, уже сидели за дубовым столом, мягко отражающим неяркое электрическое освещение зала и блики пламени камина. На столе и во всем зале не было никаких предметов магии, исключая перевернутой звезды, висевшей за спинкой черного кожаного кресла, стоявшего во главе стола. Именно в это кресло опустился Гарольд О'Дри, предварительно сбросив с себя черный плащ, что сделало черного человека еще более черным, ибо он был в черном бархатном костюме старинного покроя, закрывающем тело своего хозяина до самой шеи, где он оканчивался черным же воротником-стойкой. Свободный покрой рукавов, ниспадающих с плеч, придавал худощавой фигуре мага особое изящество. Узкие в меру бархатные брюки были заправлены в невысокие сапоги черной лайковой кожи. По бархату и сапогам змеились струйки золота. На груди этого человека, оттеняя всю его черноту, покоилась огромная золотая пентаграмма, подвешенная на золотой цепи за два верхних угла,

Негромкая беседа при появлении Главы Ложи мгновенно стихла. Присутствующие молча поднялись из-за стола, без слов приветствуя своего лидера - здесь вообще не любили ненужных слов. Скупость убранства зала напоминала об уме хозяина, поскольку отсутствие украшений указывало не на пустоту его карманов, а на то, что он не желает, дабы всякие побрякушки отвлекали внимание собравшихся от важной беседы. Но мы не скроем от читателя, что в замке были и такие залы, на сотую долю убранства которых не хватило бы всего богатства Ротшильда.

Властелин Четырех Эфиров произнес:

- Франк Лицемерный, как наши дела в Европе?

В своем кругу присутствующие называли друг друга странными именами, которые подчеркивали основной недостаток хозяина имени. Глава Ложи намеренно ввел это правило, чтобы из недостатков превратить эти черты характера в силу, используемую для достижения определенных целей.

В миру Франк Лицемерный был невзрачным, постоянно заискивающим человечком, которого либо вообще не замечали, либо не воспринимали всерьез. Именно поэтому, используя эффект неожиданности, ему удавалось совершать то многое, что другим было не под силу. Однако здесь, на собраниях Ложи, Гарольд видел перед собой совсем другого человека, в глазах которого сверкал неумолимый холод и от которого веяло могилой.

Четко выговаривая слова, негромким голосом, будто змея, вползающим в душу, Франк заговорил:

- Три дня назад я вернулся из Италии. Тот разгром, который учинили власти по отношению к нашим группам и организациям, почти устранен. Сегодня мы имеем восемьдесят процентов тех доходов, что получали в недалеком прошлом. Известно ведь, что доходы являются показателем успеха нашего дела. Мы восстановили прежние каналы сбыта наркотиков, организовали десятки игорных и публичных домов, ряд членов правительства снова участвует в нашем бизнесе. Людей по-прежнему интересуют деньги и власть.

- Франк, не надо нам читать лекций по тому делу, которым мы занимаемся не первое тысячелетие, - раскатился по залу голос черного человека. - Я еще раз напоминаю всем, что доклад надо начинать с негативных проблем, а не растекаться мозгами по древу! - Сидевший до сих пор с закрытыми глазами, черный маг обвел вдруг присутствующих взглядом, в котором полыхал ледяной огонь, опаляющий сердца. Хотя сердец как бы и не было у сидевших за столом людей, но даже им стало не по себе.

- Продолжай! - Гарольд снова закрыл глаза.

- Проблемы в Европе такие, - голос Франка стал еще тише, - во-первых, идея объединения Европы продолжает жить и развиваться. Несмотря на все наши усилия, на последнем заседании Совета ЕС были приняты новые решения, которые способствуют этому. За эти решения, хотя они пока предварительны, проголосуют Франция, Португалия, Да...

- До каких пор, хотел бы я знать, мне придется слышать об этом трижды нами проклятом Совете? - лед в глазах черного человека сделался невыносимым. - Сколько у нас там людей?

- Сорок процентов, Мессир, - голос Франка был еле слышен, - и еще пятнадцать колеблется.

- Какого черта вам нужно, чтобы эти пятнадцать процентов не колебались? Деньги, женщины, магия? Вы что, в песочек играете в детском саду? У нас война! - кулак мага с грохотом опустился на стол. Сидевшим страшны были не эмоции, с которыми любой из них справился бы с полплевка, страшно было то, что их Глава выбрал такой тон намеренно, а это грозило неприятностями.

Неожиданно с дальнего конца стола раздался почти детский фальцет:

- Мессир, я прошу слова.

Глаза Гарольда остановились на полном пожилом человеке невысокого роста с блестяще-лысой головой. Контраст между его внушительной внешностью и писклявым голосом был абсурдно комичен.

- Говори, Лу Скользкий, - черный человек расслабился.

В ответ раздалась бешеная скороговорка:

- Видите ли, Мессир, колебания этих людей зависят не от нас, а от мнения народа. Когда народ за решение, тогда и они за решение. Когда народ против, тогда и они против. Иногда они попадают с нами в резонанс, а иногда нет. Поэтому нет-нет, да и проходят решения, которые нам не нужны. Но мы...

- Стоп! - поднял руку Глава Черной Ложи. - Ты все сказал, Лу? - Лысая голова понуро качнулась, ожидая взбучки. - Но ведь ты ничего не сказал. Меня не интересует контроль кого-то над кем-то, меня интересует наш контроль над Советом. Я ведь не зря говорю о войне. В ваших руках все ее инструменты, начиная от прессы и заканчивая ядерными кнопками, - он сделал паузу, чтобы внушить присутствующим, как много они значат в этом мире. - Мнение народа... Не смешите меня. Я манипулировал им еще при Моисее, а теперь у вас в руках столько газет, сколько не снилось никаким официальным корпорациям. Нужно еще - создайте еще. Время на телевидении - все оплатим. Чего не хватает? Обленились вконец! Ну-ну, - неожиданное успокоение Гарольда при последних словах еще больше испугало магов - чего-то он недоговаривал. После короткого размышления, черный человек резюмировал: - Франк, даю тебе два месяца на решение проблем с Советом и любые полномочия, вплоть до уничтожения его части посредством Магии. Ты понял?

- Да, Мессир, - невзрачный человечек украдкой вздохнул.

- Константин Хитрый, слушаю тебя! - Повелитель духов обратил взор своих темных глаз на крепко сложенного человека выше среднего роста, с пышными усами и добродушным взглядом, за которым скрывалось ядовитое коварство.

Тот заговорил приятным баритоном:

- Что много говорить, друзья, - он единственный из всего собрания позволял себе обращаться не лично к Главе Ложи, а ко всем, разыгрывая элементы демократии, и как бы перекладывая часть ответственности за свои дела на плечи коллег. Гарольд не запрещал этого: у каждого из присутствующих были свои методы достижения целей, но важны были не они, а только результаты. - Россия становится самой опасной страной для нашего Братства. Из того хаоса, который там творится с незапамятных времен, начинает вырастать совершенно новый порядок. Этого следовало ожидать, поскольку известна мудрость Платона, говорившего, что дерево порядка опирается на корни хаоса. Чем мощнее корни, тем мощнее ствол.

- Умен! - оказывается, черный человек умел улыбаться, правда, лишь краешком губ.

Великан, добродушно улыбнувшись в ответ, продолжал:

- Но мы не могли прогнозировать ту форму, которую приобретет этот порядок. Я сразу отвечу на ваше замечание, Мессир, что Ложа должна не прогнозировать, а создавать порядок. Однако хаос, устроенный нами же, был столь силен, что невозможно было отследить все новое. К тому же мы шли по проторенному пути национализма, фашизма или монархии, но Не то чтобы мы что-то проглядели, но, видимо, чего-то недопоняли. Вы же знаете, что из нас плохие идеологи, и мы не смогли...

- Короче, Константин. Хватит посыпать голову пеплом и оправдываться. Что произошло? - Глава Ложи все еще был добродушен после своей улыбки.

- В общем, эта идея описана у какого-то фантаста. Я не помню автора, но переложенная на практический язык и сформулированная в систему, она приобрела реальный смысл, став даже своеобразной идеологией.

- Говори же, наконец!

- В основном она касается налогов. Суть заключена в том, что налоги уплачиваются каждым человеком и юридическим лицом не в государственную казну, а напрямую потребителям налогов.

- Ну и что? - Теперь голос Властелина Четырех Эфиров выдавал то ли нетерпение, то ли угрозу.

- Каждый месяц, квартал или раз в год человек сам выбирает из числа конкурсантов - потребителей налогов - тот проект, который ему наиболее интересен, и вносит туда сумму налога напрямую. Проще говоря, эта система целиком подменяет теорию государственного управления, когда деньги распределяются сверху вниз. Теперь же их предлагают распределять снизу вверх. И ко всем бюджетным проектам предлагается относиться как к товару, приобретаемому гражданами в рассрочку, будь то чистый воздух, медицина, наука или прочие услуги.

- Это понятно. Что еще? Детали.

- Деталей много. Это целый проект, растянутый не менее чем на тридцать лет. А так... только следствия.

- Так это ж главное. - Докладчику показалось, что руководитель Ложи излучает угрозу уже более явно, но поневоле приходилось продолжать свою речь.

- Хорошо, - сказал он, и, немного собравшись с мыслями, с тяжелым сердцем продолжил отчет: - во-первых, государственный аппарат лишается денег и возможности их распределения, а мы, конечно, знаем, что деньги - это энергия, подчиняющаяся всем законам последней, а без этой энергии госмашина - ничто, ни заказчик, ни властелин, ни управленец. В ее руках остается только законотворчество, а не понравятся населению законы, оно перестанет платить этой самой бумажной власти, поскольку та со своими проектами выступает на равных правах со всеми прочими потребителями налогов. Во-вторых, мгновенно уничтожаются все государственные тайны, просто потому, что нынешние руководители государственных служб будут бежать теперь не к министру в кабинет, а ко всему населению. Значит, придется подробненько объяснять, что к чему и почему. И горе ему, если плохо объяснит - не получит ничего. В-третьих, речь идет о создании мирового правительства и законодательного собрания, законам которых будут подчиняться все народы. Это положение прямо вытекает из предлагаемой новой экономики.

- И кто же все это придумал? - почти не сдерживая свой гнев, осведомился Глава Черной Ложи.

- Это, конечно, не все, что можно рассказать об этом, но - взгляд Гарольда О'Дри заставил Константина ответить на поставленный вопрос:

- Да, есть там двое странных... Кристофер и Маргарита Лендел.

- А-а! - взгляд черного человека яростно вспыхнул. - Наконец-то я слышу главное - имена! Имена, которые мне известны уже восемь лет, которые вот-вот перевернут мир с ног на голову, на твою голову в первую очередь, Константин Хитрый; имена, которые ведут за собой миллионы людей; имена прошедших Пять Ступеней Посвящения в Белой Ложе, сообщаются мне, наконец, моими помощниками! - маг был похож на шипящую, готовую к броску кобру. - Да на кой черт вы мне сдались тогда?

Двенадцать людей фактически перестали дышать, замерев, как замирает природа перед грозой. Константин Хитрый, пытаясь спасти положение, осмелился открыть рот:

- Мессир, я не.., - он осекся от взгляда черного человека. Тот пристально уставился ему в глаза, пробивая его психическую защиту. Несколько секунд Константин терпел, а потом вскочил как полоумный и, задыхаясь, закричал:

- Нет, нет, Мессир! Пощади!

Гарольд отвел от него психическое копье и сказал:

- Остаешься цел лишь потому, что еще понадобишься, но, правда, еще и потому, что эта парочка тебе заведомо была не по зубам.

Великан в изнеможении сел. Между тем, как бы исчерпав инцидент, во время которого присутствующие почти не дышали, черный человек заговорил:

- Да, друзья мои, время, которое мы переживаем, непростое, что вы и сами знаете. Но знаете ли вы, насколько оно сложное? А главное, почему? Вот ты, например, Ашот Любвеобильный, что думаешь по этому поводу?

Черноволосый красавец с тонкими чертами лица неловко заерзал на месте, но потом, собравшись с мыслями, начал напевно говорить:

- Тому много причин, Мессир. Очевидно, космические энергии действительно слишком близко приблизились к Земле, сжимая свое кольцо, и, видимо, их силы увеличились.

- Идиот! Кроме твоего обаяния и красоты, что еще есть в твоей голове?

Молодой мужчина смущенно опустил глаза.

- Так вот, слушайте. Я знаю, то, что вы сейчас услышите, не будет новостью для всех, но это должно быть сказано, ибо известно, что признание проблемы - путь к ее разрешению. - Гарольд помолчал, чтобы слушатели прониклись всей важностью этой минуты. - Дело не в том, что какие-то там Космические Энергии приблизились и усердно атакуют Землю, нет. Вы же маги, и вы не хуже меня знаете, что ее основы не в том, чтобы создавать новое, а чтобы использовать существующее, подобно тому, как инерция удара соперника в айки-до используется, чтобы увеличить собственную силу. Так и к Земле не могли бы приблизиться никакие Энергии, если бы мы сами этого не допустили.

Пораженные руководители Черной Ложи застыли на своих местах, услышав заявление своего Главы. А тот продолжал:

- То, что вам рассказал, наконец, Константин, лишь подтверждает мою мысль. Разве не хаос, который мы устроили в России, создал основу описанного им порядка, пусть и не существующего в больших масштабах, но лишь пока. А разве то разделение, которое мы с вами пестовали тысячелетиями, не реализовано целиком в этой же идее? Поэтому вы и не смогли отследить угрозу ее появления, поскольку она как бы льет воду на нашу же мельницу. Более того - это самое разделение доведено чуть ли не до совершенства. Ведь каждый, поймите это, каждый человек на Земле будет определять свое будущее непосредственно, направляя деньги либо на экологию, либо на образование, и уж вряд ли на создание государственных армий, ибо, как я понял, армия на Земле будет одна. Так я говорю, Константин?

Голова великана утвердительно качнулась.

- Так вот. Мы и так имеем слишком много самостоятельных субъектов на самых разных уровнях жизни, в результате чего фактически потеряли контроль над процессами, идущими на Земле. И все это - результат нашей же деятельности. Я буду с вами еще более откровенен. Множество катастроф на Земле, которые происходят ныне, созданы не нашими силами, а исключительно психическими полями человечества. Напряженные до предела, они вызывают всяческие катаклизмы вплоть до землетрясений, и мы не способны пробиваться своими энергиями сквозь эти заслоны. И этого всего мы добились своими собственными руками и головами. Теперь нам необходимо снова вернуть прошлое, сделав все возможное, чтобы государства с жесткой диктатурой, образца тридцатых годов прошлого века, продолжали существовать. Если нам не удастся их сохранить, то нам не удастся сохранить никакую власть на Земле, за исключением разве что нашего бизнеса, процветание которого меня совершенно не утешает, ибо важен контроль не над наркоманами, а над лучшими умами человечества. Они - наша энергия и жизнь. И мы должны во что бы то ни стало создать для них такие условия, когда их мозги будут работать на решение человеческих, земных, а не космических проблем. Я уже дал задание тонким силам разрушать города, а от вас я хочу следующего. Первое, движение Единства для нас отныне - враг номер один. Этим мы займемся через три полнолуния на совместном сеансе магии. Второе, сколько Лжехристов находится сейчас в миру?

- Восемь, - донеслось с другого конца стола.

- Направьте еще пятерых, а из низ двоих в Россию. Организуйте вокруг их имен побольше шума. Надо довести идею пришествия нового Мессии до абсурда. В-третьих, хотя вы, по своей глупости, и допустили к умам людей эту парочку из Москвы, но с их идеями надо бороться, используя их же. Пусть в трех странах с нашими правительствами примут эти идеи за основу политических программ. А затем сделают все так, чтобы на практике эти идеи утопить. Да так, чтобы комар носа не подточил!

- Мессир, там существует строгий алгоритм реализации проекта, - прервал черного человека Константин Хитрый.

- Какой же? - ожидая еще одной приятной неожиданности, откликнулся Гарольд.

- Они предлагают вводить свободный налог постепенно. Сначала два процента от существующей ставки должно направляться на проекты местного значения по выбору самого налогоплательщика. Затем, когда люди начнут сознавать свою ответственность за полученную свободу, эта доля должна быть увеличена, и так далее.

- Да, я не хуже тебя понимаю, что эти двое все продумали. Но мы тоже не лыком шиты, кажется. Насколько я понимаю, достаточно будет ввести этот самый свободный налог в размере десяти процентов, и такой экономике обеспечены хаос и крах.

- В общем, да.

- Вот и действуйте. И последнее, выньте и положьте мне у власти в России националистов, фашистов или монарха в любой форме, - глава Черной Ложи помолчал, и потом уже спокойно сказал, - у меня все.

Через тридцать секунд замок опустел. Черный человек встал со своего кресла и стал мерить шагами зал. Его не столько беспокоили темы сегодняшней встречи и та информация, которую он получил, сколько внутренняя неуверенность, которая дифференцировалось на два обстоятельства: одно - менее, другое - более важное. Первым было то, что ему казалось, будто со своими помощниками он больше работать не будет. Причин этого он не мог понять, поскольку помощники его устраивали. Но главное, в последнее время все чаще его угнетало предчувствие, что его игра на Земле близка к завершению.

Гарольд даже не заметил, как ноги принесли его в черную комнату, освещенную черными свечами, где на полу был выгравирован огромный магический круг с именем Сатаны в центре. Войдя внутрь него и воздев руки, маг воззвал к своему хозяину, частью которого был и он сам.

  Продолжение